Никас Сафронов

– Как Вы приняли решение стать художником? В детстве или позже?

– У каждого своя судьба, мы должны следовать ей и всем её превратностям, как писал Генри Миллер в «Мудрости сердца»… Наверное, мне было предначертано стать художником. Я хорошо рисовал ещё в школе, оформлял стенгазеты, плакаты. И хотя после 8-го класса уехал в Одессу и пошёл учиться в мореходку, быстро понял, что это не моё. Я бросил всё, приехал в Ростов-на-Дону и поступил в художественное училище имени М. Б. Грекова, параллельно с учебой подрабатывал сторожем, грузчиком – разгружал вагоны, в ТЮЗе был художником-бутафором. И ещё успевал встречаться с девушками. А с третьего курса ушёл в армию. После армии переехал в Литву, в город Паневежис, устроился в театр Донатаса Баниониса художником-оформителем, также параллельно трудился на текстильном комбинате художником по тканям и оформлял афиши в кинотеатре. И хотя я хорошо рисовал, до конца не понимал, хочу ли выбрать своей профессией живопись. Затем в Вильнюсе поступил в художественный институт на кафедру дизайна. И только в конце третьего года обучения я увидел сон, где висели мои картины, которые в реальности ещё не были написаны. Я их все запомнил и вот только тогда, проснувшись, ощутил себя художником. Взял академический отпуск и уехал в Загорск изучать исконно русскую живопись – иконопись. Потом вернулся в Ростов-на-Дону, окончил училище и в 1984 году переехал в Москву. В 1985 году у меня появилась возможность выезжать за границу, и я, переезжая из страны в страну, посещая музеи, стал штудировать старых мастеров, копируя их, от Диего Веласкеса до Рембрандта. Постепенно усовершенствовал свою технику портрета. Поначалу я занимался реализмом, позже перешёл в сюрреализм, а вскоре понял, что мне ближе всего символизм. Я никогда не думал, что буду известным – просто хотел быть профессионалом.

– Как Вы относитесь к критике, и была ли она в Вашей жизни?

– Конечно, была и есть. Но я не терплю в ней необъективность и предвзятость. А если она справедливая, то стараюсь реагировать и исправлять свои ошибки. Порой, бывает и зависть, и предубеждение. Но я стараюсь не обращать на это внимание. В большей степени я сам себе критик. Много работаю, делаю выставки, занимаюсь благотворительностью. Я считаю, что вот этим нужно доказывать свою состоятельность и профессионализм.

– Вы изучали иконопись. Как часто Вы пишете иконы?

– К сожалению, пишу иконы редко, и больше на подарки – для храмов или для близких друзей. Иконы – это, скорее, работа ремесленническая, в ней требуется усердие, нельзя отступать от канонов. Хотя и среди иконописцев есть великие мастера. Такие, как Феофан Грек, Даниил Чёрный и, конечно, Андрей Рублёв. Не так давно моему духовнику – отцу Владимиру Волгину – я написал для его церкви Трёх Святителей.

– У Вас в студии огромное количество наград, в том числе государственные. Какие из них для Вас наиболее значимы?

– Трудно сказать. Например, две золотые медали от Академии Художеств. Или звание Заслуженного художника России. Но самая важная награда для любого творца – это признание его искусства народом. И мне кажется, я близок к этому. Я уже лет десять делаю выставки во всех городах – туда приходит большое количество посетителей. И вот эти выставки, пожалуй, дают мне ощущение народной любви.